Сейчас Мэт проходит через второй курс химиотерапии. Первый не помог. И этот — его последний шанс. Он кивает.
Почему ты не сказал нам? Спрашиваю я.
Он проводит рукой по лицу.
— Мне страшно, — говорит он правду. Мэт смотрит мне прямо в глаза, потом его взгляд двигается в сторону Пола. — Блин, да я собираюсь умереть, — говорит он. И ухмыляется, хотя в этом нет ничего смешного. — Так что тебе не нужно беспокоиться, что я попрошу её о свидании.
— Не шути с этим дерьмом, — резко говорит Пол.
— Я и не шучу, — отвечает Мэт. И он полностью серьёзен.
Пол наклоняется и сжимает колено Мэта своей рукой.
— Тебе нужно верить, что это поможет. Если ты не будешь верить, у тебя не будет шанса.
Мэт подвигается вперёд, чтобы опереться на край дивана.
— Ребята, вы будете верить за меня, ладно? — говорит он. — Потому что я уже задолбался это делать.
Он встаёт и уходит в свою комнату, закрыв за собой двери.
— С каких пор он начал признавать, что ему страшно? — спрашивает Пол.
Я пожимаю плечами. В первый раз слышу от него такое. Я смотрю на него. Страх сжимает моё сердце. Ведь с ним всё будет хорошо, да?
— Я не знаю, — говорит Пол и проводит рукой по лицу.
Я хлопаю по карману своей рубашки и достаю сигареты.
— У Мэта чёртов рак, придурок, — рычит на меня Пол, яростно размахивая руками. — А ты хочешь покурить?
Я сминаю пачку и кидаю её через всю комнату в мусорное ведро.
Пол кивает.
— Благодарю тебя, — кривляясь, показывает он мне и опускается обратно в кресло.
Он же справится с этим, да? Спрашиваю я.
Он кивает.
— Конечно, справится.
И я ему верю. Потому что я не могу представить себе жизнь без Мэта. Я не позволю себе думать о том, что он может умереть. Просто не позволю и всё. И если сейчас у Мэта нет сил верить в то, что он будет жить, моей веры хватит на нас двоих.
Пол поднимается и ерошит мне волосы, которые тут же начинают торчать в разные стороны. Я стряхиваю его руку.
— Не волнуйся, — говорит он и двигается в сторону коридора.
Я хлопаю в ладоши, чтобы привлечь его внимание. Он снова поворачивается ко мне, почёсывая живот.
— Что?
Я хочу с ней поговорить, признаюсь я ему.
Он хмурится.
— Да? — Пол пожимает плечами. — Ну так поговори.
Мне хочется рассказать ему о её дислексии, чтобы у него не возникло ощущение, будто я сдерживался все эти годы, но не мне об этом рассказывать. Только она сама сможет это сделать. Я качаю головой. Как же трудно всё это объяснить! Она заставляет меня чувствовать то, что я никогда ещё не чувствовал. И она заставляет меня хотеть определённых вещей.
— Мне бы хотелось, чтобы ты просто трахнул её и выбросил из головы. Тогда ты сможешь с ней порвать. И перестань желать то, что не можешь себе позволить.
Она Кит с отвисшей челюстью и широко распахнутыми глазами стоит за его спиной. Я живо представляю, как она ахает, пусть и не могу этого слышать. Но, должно быть, слышит Пол. Потому что он крепко зажмуривается.
— Она прямо за моей спиной, да? — спрашивает он. Открыв один глаз, он смотрит на меня.
Кит обёрнута в полотенце, на голове — тюрбан из ещё одного. Пол поворачивается к ней, однако я понятия не имею, что он ей говорит. Но лучше бы это были щедрые извинения.
Она смотрит на него буквально секунду и тут же скрывается в моей комнате, закрыв за собой дверь.
— Вот чёрт, — показывает мне Пол. — Я облажался.
Он стучит в дверь моей спальни. И снова стучит. Его рука ложится на дверную ручку, и он уже начинает её поворачивать. Но на Кит лишь одно полотенце. Я не могу позволить ему зайти туда. Поэтому перепрыгиваю через спинку дивана и втискиваюсь между дверью и Полом. Толкнув его в грудь, указываю ему на дверь его спальни.
— Мне нужно извиниться, — говорит он, морщась и краснея. Он не хотел этого говорить. Ну, то есть, да, он это сказал. Но не хотел её обидеть. — Я же не знал, что она там.
Я показываю ему слово «завтра». Положив руки ему на грудь, легонько его толкаю. Я не смог бы передвинуть Пола, даже если бы захотел. Он весьма здоровый сукин сын. Больше меня. Раза в два. Завтра, снова показываю я. Я всё понял. И я ей передам. Скажу, что ты не хотел ранить её чувства.
Он кивает и расстроено проводит рукой по щетине, которую называет волосами.
— Прости, — говорит он.
Я киваю и захожу в свою спальню. Прислоняюсь спиной к двери. Я ожидаю увидеть её злой и швыряющейся вещами. Или плачущей. На самом деле, я не знаю, чего ожидать. Ведь я недостаточно хорошо её знаю, чтобы иметь хоть какое-то представление об этом. Но Кит просто стоит и смотрит на меня. Она раскручивает тюрбан на голове, и её локоны рассыпаются по плечам. Её волосы ещё влажные и запутанные, и она взбивает и высушивает их полотенцем. Кит снова смотрит на меня, но так ничего и не говорит.
— Он ничего такого не имел в виду, — начинаю я.
— По-моему, он прав, — произносит она. А затем поднимает руки, разворачивает полотенце, подоткнутое между её грудей, и бросает его на пол. Потом откидывает его через комнату своим маленьким изящным пальцем ноги. И вот Кит стоит абсолютно голая, во всей красе и совершенстве, восхитительно обнаженная. — По-моему, ты должен трахнуть меня и выбросить из головы. Тогда ты сможешь со мной порвать.
Эмили
Меня трясёт, словно лист на ветру, и мне отчаянно хочется скрестить руки на груди. Но я заставляю себя стоять на месте. Он смотрит на мои пальцы, когда я ногой откидываю полотенце в сторону. Моё сердце бьётся так сильно, будто там лягается рассерженный осёл. Я жду, что его глаза поднимутся вверх по моей ноге и ещё выше, и ещё выше, и моё тело накаляется в ожидании его взгляда. Но ничего такого не происходит. Вместо этого он бросается к шкафу, стаскивает футболку с плечиков и протягивает мне.